Литературный бред,

вылившийся в пьесу-застолье,

вылившуюся в литературный бред.

 

 

Д е й с т в у ю щ и е   л и ц а :

 

        Муза Аполлоновна– хозяйка .

        Романист Клонов– её новый избранник

 

        ……………………| Литературоед Старый – маститый

        ……………………| Литературоед Ляпов – молодой

        ……………………| Пиитко – крепкий поэт

        ………… Гости – | Поэтесса Ли

        ……………………| Книгопродавец Жулье

        ……………………| Психиатр Квамс

        ……………………| Музыкоед Пья́но

 

 

 

 

Празднично накрытый стол. За стол усаживаются гости:

п о э т   П и и т к о ,   Л и т е р а т у р о е д   С т а р ы й ,  П о э т е с с а   Л и ,

Л и т е р а т у р о е д   Л я п о в ,   П с и х и а т р   К в а м с ,  К н и г о п р о д а в е ц  Ж у л ь е .

М у з а   А п о л л о н о в н а   хлопочет возле стола.

 

Муза Аполлоновна.

Прошу, прошу, дорогие гости! Пожалуйте к столу!

 

Входит её избранник,   р о м а н и с т   К л о н о в ,   с блюдом всевозможных предлогов.

 

Книгопродавец Жулье

(Пиитко на ухо, кивая на Клонова).

Так это он, её очередной?

Пиитко

(тихо).

Да-да, моднючий серийный романист.

Книгопродавец Жулье

(тихо).

Маньяк, значит. А с виду – не скажешь. Но она-то какова?

Всё порхает, всё не угомонится! Который он у неё?

Пиитко

(машет рукой; тихо).

Все давно уже сбились со счёту… Ах, Муза, Муза! Помню, и я когда-то…

(Вздыхает.)

Литературоед Старый

(ёрзая на стуле, громко).

Ну, что ж, отведаем, так сказать, пищи духовной!

 

Все смеются.

 

Ну вот, сейчас смеяться! Вы нас, литературоедов, прямо за клоунов держите!

Разве я какую глупость сказал?

(Оглядывая стол, плотоядно.)

О, какой роскошный стол! Не знаешь даже, с чего и начать…

Психиатр Квамс.

Начнём с дам, дорогой коллега.

(Предлагает закуски Поэтессе Ли.)

Литературоед Старый.

Как?! Я – и вам коллега, дружище Квамс? Не ожидал, а приятно!

Психиатр Квамс.

Разумеется – коллега!

У нас с вами по жизни одна дорожка: в чужих мозгах ковыряться и порядки там наводить.

Пиитко.

Это вы верно сказали – порядки.

(Потирая руки.)

Вот и начнём… по-порядочку.

(Протягивает руку к вазе с закусками.)

Муза Аполлоновна.

О нет-нет, мэтр! Только не эпиграммы! Острое – и натощак?

Пожалейте свою несчастную харизму, возьмите лёгкую закуску!

Вот буриме* салатное, вот тосты с трюизмами…

А вот и пикантные анекдотцы, фаршированные клубничкой.

Книгопродавец Жулье

(жуя).

А с политической подоплёкой нету?

Муза Аполлоновна.

Ой, с политической – на том конце стола, рядом с холодцом.

Передайте, милая Поэтесса Ли!

Поэтесса Ли.

Не могу, блин. От анекдотцев этих за версту политикой шмонит.

А у меня на неё аллегория.

Вот если бы эклогу, там, или триолеты – тогда, пожалуйста.

Даже верлибр, на худой конец.

Литературоед Старый.

Стыдно, девушка, нежное создание, употреблять такие мультивалентные выражения! Вам, поэтессам, следует говорить не «конец», а «финал».

Поэтесса Ли.

Хоть конец, хоть финал – один хрен.

Муза Аполлоновна.

Ой, а хрен-то я позабыла.

Как же философский холодец – и без хрена употреблять?

 

Хозяйка выбегает.

Гости бойко разбирают закуски.

 

Романист Клонов.

Напитки, напитки – дорогие творцы, чтецы, пиитки!

Вот – сладенькая Лесть, это для дам хорошо.

Кто любит шипучее, с пузырьками – вот пьянящие Дифирамбы,

А кто желает покрепче – оглушительный Триумф, так и шибает в голову!

 

Гости и хозяева разливают напитки.

Возвращается хозяйка с хреном в руке.

 

Романист Клонов.

За нашу дорогую Музу! За тебя, мамочка!

Муза Аполлоновна.

Нет-нет, милый! Сначала – за гостей.

(Чокается с гостями.)

Вы все для меня как дети!

(Клонову.)

И за тебя, милый! За твои нескончаемые и непредсказуемые романы!

Книгопродавец Жулье

(Пиитко на ухо).

Как, и у этого – нескончаемые и непредсказуемые?

Пиитко

(тихо).

Я думаю, это так – фигуры речи.

Книгопродавец Жулье

(тихо).

Ага, знаем мы эти… фигуры. И этот дофигуряется!

Литературоед Старый

(всем, назидательно).

Нас, старых литературоедов, ничем не удивишь!

В искусстве ничего этого нового для нас нету…

Я и Пушкина едывал, и Есенина едывал, и Толстого графа – и того едывал.

А вы, нынешние писаки, все мне на один зубок!

Пиитко

(Жулье на ухо).

Видать, зубок-то у него остался единственный.

(Хихикают.)

Муза Аполлоновна

(Старому).

А верлибры мои пробовали? В Европе сейчас это очень модно.

Все только исключительно верлибрами и пробавляются…

(Предлагает Старому блюдо верлибров.)

Литературоед Старый

(берёт верлибр и брезгливо жуёт).

Да уж, Европа эта научит. Ни тебе ритма, ни цезур…

Чисто резина на языке катается…

Нет, положительно, чего-то в нём не хватает… Рифм, что ли, позабыли?

Поэтесса Ли.

Ну вы сказанули, папаша!

Верлибр с рифмами – это всё равно, что селёдка с сахаром!

Муза Аполлоновна.

Аллитераций, аллитераций не хватает!

(Клонову.)

Вот, милый, я говорила тебе, а ты: «переборщим, переборщим»!

Романист Клонов.

Ничего, сейчас досыплем…

 

Клонов бабахает в верлибр горсть аллитераций.

 

Литературоед Старый

(про себя, жуя).

Верли… велри… Вот слово-то, прости господи! Верли… Бр-р-р!

(Хозяйке.)

Ещё и хрену к нему, пожалуй.

(Густо добавляет хрену.)

Романист Клонов

(Музе).

Наш старый людоед кажется потихоньку охреневает…

 

Шатаясь, входит   м у з ы к о е д   П ь я н о ,   сильно пьяный.

 

Литературоед Ляпов.

Хо-хо! Кого вижу! Брат Сальери! Алгебру с геометрией у всех проверил?

Музыкоед Пьяно.

Общий мажор! У меня в голове сейчас такое фортиссимо, что, прямо, полное пьяно…

Муза Аполлоновна

(Клонову).

Ну вот, у этого Пья́но как всегда полное пьяно!

Говорила тебе, милый, что не стоит его звать.

Вечно придёт некондельфанс и войдёт c обществом в полный диссонанс.

Романист Клонов.

Неудобно не звать, мамочка: он брат моего издателя.

(Музыкоеду.)

Не хотите ли прилечь, подремать?

Вот там, в уголку, на сонетке? Бай-бай?

Музыкоед Пьяно

(с недоумением).

Спать? О, ноктюрн! Нет, не желаю! Престо, престо!

(Пытается сесть на стул, промахивается и шлёпается прямо на колени к Поэтессе Ли.)

Хо-хо! Попал! В терцию!

(Падает лицом в тарелку и засыпает.)

Поэтесса Ли.

Уберите от меня этого тусовщика! От него за версту поп-артом шмонит!

 

Клонов и Психиатр Квамс берут Пьяно под руки и уводят в уголок, на сонетку.

 

Литературоед Ляпов.

С кем не бывает! Я и сам иногда так нахореюсь, что до дома – ямбами, ямбами…

Ну что, по сонетику?

Все

(дружно).

По сонетику!

(Чокаются.)

Пиитко

(смакуя сонет).

Отменный сонетик, форменный итальянский…

Ритм чётко выдержан, что в катренах, что в терцетах.

А какой рифменный букет, заметили!

Поэтесса Ли

(глубокомысленно).

Да в хорошем сонете должно быть ровно четырнадцать строчек.

И женские рифмы обязательны!

Литературоед Ляпов

(игриво).

Ох уж эти мне феминистки!

Вам дай волю – вы бы во всей поэзии одних только женских рифм понасажали.

Пиитко.

Хороший английский сонет может быть выдержан исключительно на мужских рифмах.

Чисто по-джентльменски.

Поэтесса Ли.

Да вы просто зациклены на этих мужских рифмах! Фи!

Это просто отклонение какое-то!

Психиатр Квамс

(Поэтессе Ли).

Любое творчество – отклонение от нормы.

Задумайтесь: Гомер ослеп, Бетховен оглох. Толстой вовсе вышел из дому – и заблудился… Ван-Гог отрезал ухо, причём, заметьте – своё! А Гаршин? А Врубель? А остальные все?

Поэты и художники толпами сходят с ума: кто – от неразделённой любви, кто – от разделённой; кто – от собственного же творчества!

Их всех надо изолировать от общества. Это заразно.

Поэтесса Ли.

А как же вы? Вы же ежедневно общаетесь с уклонившимися от нормы.

Вы ведь не заразились?

Психиатр Квамс.

А я привык.

(Со слезой.)

Поэтом можешь ты не быть, а врач обязан всех лечить… А задумайтесь только: от чего страдаете, творцы? От своего же творчества и страдаете! Хотя, это не так обидно: как говорится, своя ноша не тянет. Но задумайтесь теперь: а читатель? Он-то вот за что страдает, душа безвинная?

Красота! Гармония!

А кому она нужна, эта ваша красота, ваша эта гармония, если она замешана на слезе хотя бы одного единственного читателя… или одного несчастного психиатра…

(Плачет.)

Пиитко.

Ну готов, понесло! Закусил удила…

Муза Аполлоновна.

Закусывайте, закусывайте, дорогие гости!

Романист Клонов

(Музе).

Мамочка, по-моему, гости созрели. Пора, я думаю, горячее подавать.

 

Хозяйка быстро вносит горячее.

 

Муза Аполлоновна.

А вот и горячее! Милый, к этому блюду хорошо налить всем беленького*…

Поэтесса Ли.

Только Ляпову не наливайте! Он, как выпьет беленького, сразу вольничать начнёт!

Книгопродавец Жулье

(с подозрением нюхая горячее).

Это что?

Муза Аполлоновна

(раскладывая по тарелкам).

Это – элён*, казахское национальное блюдо.

Романист Клонов.

Экзотика!

Поэтесса Ли.

О, фольк – это сейчас модно!

(опасливо)

А это не тривиально?

Пиитко

(пробуя осторожно).

Отменно!!! И каков рецепт?

Муза Аполлоновна.

Рецепт нехитрый: рифмуете «ааbа», ровно в одиннадцать слогов.

И обязательно выдерживаете очень длинную цезуру после шестого слога.

(Всем.)

Попробуйте, рекомендую!

Пиитко

(причмокивая).

Подумайте, как просто! А каков результат!!! Ммм…

(Громко декламирует.)

 

Наливай, наливай, *** будем запивать!

Поскорей наливай, *** что нам куковать!

Выпьем дружно до дна *** рюмки об пол бах!

Если уж ты поэт *** поздно горевать!

 

Поэтесса Ли.

Я не с горя пишу, *** просто стих идёт,

Я стихом исхожу – *** это мыслей пот!

Я пишу, как дышу – *** такова судьба!

Меня можно убить – *** не заткнуть мне рот!

 

Литературоед Старый.

Надоело читать *** ваш бездарный бред!

Жаль, что казней в миру *** тем, кто пишет – нет!

Дай мне волю, издал б *** я закон такой:

«Сколько строк написал *** срок на столько лет!»

 

Психиатр Квамс.

Ни к чему суд вершить, *** надо всех лечить.

На лечение всех, *** кто решил творить.

Этот творческий пыл *** мании сродни.

Всюду стало творцов, *** шагу не ступить!

 

Литературоед Ляпов.

А я думаю: пусть *** пишут, что хотят,

Выпотрошим мы их, *** как слепых котят!

Если им не писать, *** что же делать нам?

Безработным платить *** денег не хотят!

 

Романист Клонов.

А я буду писать *** много и всегда,

Потому что во мне – *** мысли, как вода!

Если их не излить, *** просто захлебнусь,

И погубит меня *** эта ерунда!

 

Книгопродавец Жулье.

Да уж, да уж, пускай, *** книжки нам нужны!

Книжками торговать *** важно для страны!

Люди будут читать, *** я налог платить,

Это круговорот *** мыслей и казны!

 

Музыкоед Пьяно

(внезапно проснувшись).

Это музыка в нас *** ищет выход в мир,

Мир ведь – только театр! *** Так писал Шекспир!

Перебродит душа, *** будет слов вино!

Отдавай, всё, что есть *** на духовный пир!

 

Падает и засыпает.

За ним падают и засыпают все остальные.

 

Муза Аполлоновна

(с умилением глядя на спящих).

Как это там у него было, у милого?

(Вспоминает.)

А, так, кажется:

«…счастлив тот, кто навеет

человечеству сон золотой…»

Ну, в общем, что-то там в этом роде…

 

Воспаряет и улетает.

 

Санкт-Петербург, 18 июня 2006 г.

 

_______________________________________________________________________

Авторские примечания:

_______________________________________________________________________

* Буриме (франц. bouts rimes – рифмованные концы) – стихотворение на заранее заданные, необычные рифмы, затрудняющие пишущему Б. ассоциативные связи;

иногда для Б. дается определенная тема, далекая от лексики, в пределах которой намечены заданные рифмы, что еще более осложняет выполнение задания – написать безукоризненное по форме стихотворение.

* Белый стих – название метрических (стопных) стихов, без рифм.

* Вольный стих, или вольный ямб – ямбический рифмованный стих, с неравным (не более шести) количеством стоп в строках, без строфы.

* Верлибр (франц. vers libre – свободный стих).

Все формы В. распадаются на две категории: метрический и дисметрический.

* Женская рифма – рифма с ударением на предпоследнем от конца слоге.

* Мужская рифма – связанные рифмой слова, оканчивающиеся ударным слогом.

* Сонет (итал. sonetto, от sonare – звучать, звенеть) – итальянская форма стихотворения в 14 строк. C. является строгой формой четырнадцатистишия. Первая часть С. состоит из двух катренов (четверостиший), вторая из двух терцетов (трехстиший).

* Триолет (франц. triolet, от итал. trio – трое) – строфическая восьмистишная форма поэзии, где первое двустишие повторяется в конце строфы и, кроме того, четвертый стих есть точное воспроизведение первого стиха; таким образом, текст первой строки трижды фигурирует в стихотворении.

* Эклога (греч. «отбор») – жанр античной буколической поэзии, диалог между персонажами – пастухами, пастушками и селянами, в форме которого автор излагал свои мысли, настроения, чувствования.

* Элён (казах.) – четырехстишная строфа в казахской поэзии с рифмовкой по типу aaba; в каждом стихе 11 слогов, большая постоянная цезура после шестого слога.

 

 

• Рекомендую – «Поэтический словарь Квятковского»